СЛУЖБЕ В АРМИИ И ВОЕННОЙ КОНТРРАЗВЕДКЕ АНАТОЛИЙ МЯГКОВ ОТДАЛ 33 ГОДА
22 июля 2020 года одному из старейших ветеранов советской контрразведки подполковнику в отставке Анатолию Петровичу Мягкову исполнится 97 лет. Он является кавалером двух орденов Красного Знамени и двух орденов Отечественной войны I степени, награжден медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За безупречную службу» I и II степени и другими наградами. Общий стаж службы подполковника Мягкова в Советской армии и органах военной контрразведки насчитывает 33 года. О наиболее запомнившихся эпизодах своей биографии Анатолий Петрович рассказал в интервью журналу «ФСБ: За и против».
Беседовала Екатерина Кислярова
Анатолий Петрович, как начинался Ваш боевой путь?
В декабре 1941 года я был призван в военкомат, где мне предложили добровольно вступить в Красную армию, что я и сделал. 2 января 1942 года мне вручили документы и направили в 1-е Московское пулеметно-минометное училище. Сначала я прибыл в Казань (туда в связи с близостью немцев было временно передислоцировано училище, затем, в марте того же года, мы перебазировались в подмосковный поселок Хлебников). В сентябре я окончил училище с присвоением звания лейтенанта и был направлен в распоряжение управления кадров Министерства обороны, где получил назначение в город Горький, в лагерь, где формировались четыре лыжные бригады. Я попал в 1-ю отдельную лыжную бригаду командиром взвода минометной роты 1-го батальона. В первых числах января 1943 года наша бригада выехала на Западный фронт. В городе Елец Орловской области мы выгрузились и сразу же по пали под бомбежку. Начальник финансовой части бригады погиб, остальные уцелели. С этого дня наша бригада участвовала в боях на территориях Орловской, Курской и Белгородской областей.
При наступлении на Белгород в селе Черноголовка я лицом к лицу встретился с немцем. Он, как оказалось, по параллельной улице шел, а между этими двумя улицами был проулок, куда мы одновременно свернули. Так и встретились: я с одной стороны из-за дома вышел, а он – с другой.
И что же?
Я среагировал быстрее и взял его в плен, за что, как я узнал впоследствии, меня наградили орденом Красной Звезды. Это был мой первый орден. В апреле началась весенняя распутица, на лыжах уже не пройдешь, поэтому наша бригада вошла в состав 894-го стрелкового полка 211-й стрелковой дивизии Центрального фронта. За участие в сражениях на Курской дуге я получил второй орден Красной Звезды. Это страшный бой был, и мы, и немцы дрались, как звери, не щадя, как говорится, живота своего.
В июле 1943 года наш полк стоял на реке Припять, километрах в 15-ти от Чернобыля. Я тогда был командиром роты минометчиков. И вот как-то утром я взял с собой двоих солдат и пошел на наблюдательный пункт, откуда должен был указывать цели и вести корректировку огня минометов роты. Мы перешли через Припять (она там по колено) и пошли по берегу реки. Вдруг со стороны немецких позиций раздался выстрел, в реку упал артиллерийский снаряд. Следующий упал на огород (мы мимо населенного пункта шли). Я говорю: «Ребята, сейчас третий по нам!» Не успел сказать, как среди нас разорвался снаряд и мы все трое были ранены. Меня ранило в ногу, одного солдата – в ягодицу, еще одного – в голову. Еле доползли до «сорокопятки», стоявшей неподалеку. Ее командир заказал лошадей, чтобы отправить нас в санроту, но сначала мне нужно было заехать в батальон сдать документы. В санроту мы приехали уже вечером. Там решили, что на ночь глядя по лесу в медсанбат ехать не стоит. Утром посадили нас в повозку и повезли. Проехали километров пять и встретили местных жительниц. Они кричат нам: «Вы куда едете?» Я говорю: «В медсанбат». – «Какой вам медсанбат! В 300 метрах отсюда немцы». Оказывается, немцы ночью пошли в наступление. Мы гоним лошадей, приезжаем – а медсанбата нет. Нам говорят: «Езжайте быстрее, может быть, он стоит еще на переправе через Припять». Мы помчались к мосту. Когда приехали, переправа уже шла, нас, как куль, бросили в последнюю машину. В этот момент я увидел, как со стороны Чернобыля вышли пять немецких танков, до них было километра полтора. Мы успели проехать через мост, и его сразу же взорвали.
Полтора месяца я находился в госпитале, потом опять вернулся в свою дивизию, в свой полк, принял свою роту. Мы воевали за Киев, Тернополь, Каменец-Подольск, дошли до предгорья Карпат. За участие в боевых действиях по освобождению города Винницы, где располагалась ставка Гитлера, я был награжден орденом Отечественной войны I степени.
А как Вы попали в Смерш?
В мае 1944 года меня вызвали в политотдел дивизии и сказали: «Вы по партийному набору направляетесь в распоряжение кадров Управления Особых отделов военной контрразведки «Смерш» Народного Комиссара Обороны 1-го Украинского фронта». В течение 12 дней я проходил обучение при Управлении контрразведки Особых отделов «Смерш», а потом меня направили на стажировку в Особый отдел 8-го оборонного отряда. Месяц я стажировался, а потом ночью был вызван в Чертков и получил направление в 1-ю Московскую школу ГУКР НКО «Смерш». По ее окончании 10 июня 1945 года я поступил в распоряжение кадров Управления Особых отделов военной контрразведки «Смерш» по Московскому военному округу и был зачислен в штат оперативным работником.
Где Вы служили?
Сначала меня направили в Серпухов, затем в Балашиху, где располагался танкоремонтный завод. Там работал строительный батальон. В числе его военнослужащих был один, служивший в немецкой полиции на оккупирован ной территории. Я его выявил.
Как это произошло?
К сожалению, уже не помню, это давно было. Помню лишь, что родом он был из Курской области. В 1947 году я был направлен оперуполномоченным на Центральную военную базу ВВС Министерства обороны СССР, но уже в 1948-м ставки оперов там сократили, оставив только старшего уполномоченного. Потом я работал на строительном заводе, на заводе по ремонту автотранспорта иностранных посольств. Все это в Подмосковье. А в январе 1949 года меня направили в Германию, в Управление Особых отделов военной контрразведки МГБ группы советских оккупационных войск в Германии. Там я проработал шесть лет – в Особых отделах 9-й, 7-й и 10-й дивизий.
Перед отправкой в Германию Вас как-то дополнительно инструктировали? Ведь Вы должны были работать в других условиях, и задачи, вероятно, отличались?
Ну, я там сразу попал в подчинение начальника Особого отдела дивизии, каждый день проходили совещания, на которых нам говорили, какие мероприятия надо провести. Работа, конечно, отличалась. В Советском Союзе основное внимание уделялось безопасности объекта. А в Германии надо было отвечать и за дисциплину, и за агентуру, следить, кто из немцев чем интересуется. Но самое главное, чтобы дезертирства не было.
Бывали случаи?
У меня не было, но вот в 10-й дивизии спустя полгода после моего отъезда от туда старшина Круг изменил Родине. Немка его увела в Западный Берлин.
А о каких-нибудь эпизодах из Вашей практики можете рассказать?
Когда я служил в 9-й дивизии в городе Котбусе, мои люди из числа солдат сообщили, что два каких-то немца очень часто заходят в туалет на плацу (там был большой такой плац около моего 692-го артиллерийского полка). Мне тоже это показалось странным. Я велел солдатам просверлить в туалете дырочку и понаблюдать. Оказалось, что эти немцы собирали письма, которые наши солдаты получали из дома, а затем использовали вместо туалетной бумаги. Они были агентами организации Гелена (германская разведывательная организация, позже преобразованная в Федеральную разведывательную службу Германии – БНД. – Прим. ред.) и таким образом добывали информацию о жизни в Советском Союзе.
В 1952 году я был направлен в 7-ю дивизию, дислоцировавшуюся в Фюрстенвальде, это недалеко от Берлина. Там стояли три полка дивизии и была еще танковая школа. Нас там трое контрразведчиков работало. Напротив штаба располагалось небольшое предприятие, где шили и стирали одежду. Там работали 12 женщин. Они были у нас кастеляншами. Некоторые офицеры заводили отношения с этими немками. С одним из таких офицеров дружил мой человек. И как-то офицер ему рассказывает: «Ты знаешь, я был у немки, она меня угощала очень хороши ми вещами, у нас таких нет». Мой человек говорит ему: «Как-то это пахнет нехорошо». Офицер спрашивает: «Что же мне делать?» А тот отвечает: «Да ты обратись к капитану Мягкову, он тебе объяснит». Утром этот офицер зашел ко мне и рассказал все, о чем я уже знал от своего человека (улыбается). Нам было известно, что с помощью таких подарков немцы вербуют агентуру, значит, и кастеляншу эту завербовали. Было принято решение ее перевербовать. Ее послали в лагерь якобы для того, чтобы порядок там навести, но во Франкфурте негласно сняли с поезда для вербовки. Она все рассказала: как ездила в Берлин, как получила там задание склонить офицера, с которым встречалась, на измену и переход границы. Согласилась с нами сотрудничать. Но один наш прапорщик видел, как ее задерживали во Франкфурте, и, вернувшись в Фюрстенвальде, рассказал ее сестре: «А твою сестру контрразведчики арестовали». Слух об этом сразу прошел по всей нашей прачечной, в результате чего другая немка, о которой мы знали, что она также ездит на встречи с вербовщиками, и которую я уже разрабатывал, сбежала в Западный Берлин. Мы не успели ее задержать. А первая, та, что мы перевербовали, покончила с собой.
Почему?
Мы так и не узнали мотивов. Возможно, испугалась чего-то, возможно, не захотела с нами связываться.
Затем я был переведен в 10-ю дивизию, которая стояла в Потсдаме. А в марте 1955 года вернулся обратно в Московский военный округ и работал уже тут: во Владимире, в Нахабино, в Балашихе. В моем послужном списке два автомобильных батальона, танкоремонтный завод, военные и авиационные базы… В августе 1972 года я уволился из военной контрразведки и до сентября 1993 года работал на разных руководящих должностях предприятий Министерства обороны, занимаясь в основном кадровыми вопросами.
