Ровесница госбезопасности

ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ В ОТСТАВКЕ АННА ИЛЬИНИЧНА РУДАКОВА - ОДНА ИЗ СТАРЕЙШИХ ЧЛЕНОВ ВЕТЕРАНСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ УПРАВЛЕНИЯ ВОЕННОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ ПО МОСКОВСКОМУ ВОЕННОМУ ОКРУГУ. 26 ЯНВАРЯ 2017 ГОДА ЕЙ ИСПОЛНИЛОСЬ 100 ЛЕТ. «У МЕНЯ ТРУДОВОЙ СТАЖ, ЗНАЕТЕ, СКОЛЬКО? 72 ГОДА БЕЗ ДВУХ МЕСЯЦЕВ», - С ГОРДОСТЬЮ ЗАЯВЛЯЕТ ЮБИЛЯР. ИЗ НИХ 37 ЛЕТ ОНА ПРОРАБОТАЛА В ОРГАНАХ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ. О СВОЕЙ РАБОТЕ И СЕМЬЕ АННА ИЛЬИНИЧНА РАССКАЗАЛА В ИНТЕРВЬЮ НАШЕМУ ЖУРНАЛУ.

БЕСЕДОВАЛА Екатерина КИСЛЯРОВА

ФОТО автора и из архива MP00

«Ветераны военной контрразведки»

- Анна Ильинична, Ваша трудовая биография началась на Гознаке?

Да, я после 7-го класса поступила в ФЗУ (фабрично-заводское училище) при фабрике Гознак. Училась, работа­ла - первые два года в механическом цехе, затем меня перевели в секретную часть. Одним из преподавателей ФЗУ был Цезарь Львович Куликов. Позже, во время войны, он ушел добровольцем на фронт. Цезарь Львович командовал де­сантным отрядом, который высадился и закрепился на «Малой земле». Там он был смертельно ранен, эвакуирован в Геленджик, где и умер. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Куликов был прекрасным человеком, добрым, отзывчивым. Он очень много нам, комсомольцам, давал, воспитывал нас, приглашал к себе домой, угощал мороженым и какао, беседовал с нами. И он, и его жена Наташа были очень гостеприимными людьми. Наташа после войны вышла замуж за командира Куникова - вице-адмирала Георгия Николаевича Холостякова. В 1983 году обоих в их собственной квартире убили бандиты, охотившиеся за орденами и медалями (известное «дело Калининых»).

- Как Вы пришли на Лубянку?

Это было в конце 1938 года. Меня пригласили на беседу в НКВД, причем довольно поздно - к восьми часам вечера. Я, конечно, испугалась: в те годы арестовывали много людей, кого за дело, кого случайно, по ложному доносу. У нас на заводе, бывало, приходишь и узнаешь: того забрали, этого... Арестовали даже главного инженера. Пришла к назначенному времени, со мной сначала поговорили о том, о сем, а потом спрашивают: «Какая у вас зарплата на заводе?». Я ответила: «250 рублей». «А мы вам предлагаем 400». Я согласилась, но не из-за денег, а потому что мне такое доверие оказали. Потом я узнала, что это был приказ Сталина: взять в органы людей с заводов, фабрик, предприятий, чтобы пополнить их, так сказать, трудовым народом, честным, порядочным. Так я туда и попала. Первого января 1939 года (тогда это был рабочий день) я вышла на работу в секретариат Особого отдела НКВД СССР по Московскому военному округу. А когда получила первую зарплату, оказалось, что она в два раза выше того, что мне обещали. Пошла отдавать «лишнее», но мне сказали: «Ничего возвращать не надо, пока Вы к нам оформлялись, у нас зарплаты повысились». По тем временам это были очень хорошие деньги.

- Как Вы вошли в новый коллектив?

У нас коллектив был очень дружный, люди были воспитанные, деликатные, у всех были хорошие отношения, никаких скандалов, все общались друг с другом доброжелательно - по крайней мере внешне. Что там внутри было, я не знаю, да меня это особенно и не интересовало. Работы у нас было много, интригами заниматься было некогда. Лично я ни с завистью, ни с подсиживанием не сталкивалась.

В год своего столетия Анна Ильинична отмечена ведомственной наградой от Директора ФСБ России за вклад в деятельность органов безопасности на благо страны

- А какие отношения были с руководством?

Очень хорошие. Начальник секретариата Василий Михайлович Новиков был замечательным человеком. Когда он умер, его хоронило пол-Москвы - и наши сотрудники, и его друзья, и те, кто просто его знал, с ним общался. Он был прекрасным начальником, очень хорошо относился к оперсоставу. Начальники у нас менялись, один уходил на повышение, другой приходил на его место, но со всеми мы дружно жили. И я их уважала, и они меня.

- Как строилась работа секретариата?

Секретариат состоял из пяти человек, среди них машинистки, стенографистки. Существовал график ночных дежурств. Дежурные с 4 до 8 уходили на перерыв - в это время можно было пойти, например, в клуб имени Дзержинского, где были просмотры новых фильмов - еще до того, как они попадут в кинотеатры. Если кто-то жил недалеко, уходил домой, остальные гуляли по городу, ели мороженое - тогда было очень вкусное мороженое, с фруктами, ягодами. Потом возвращались на работу. Если начальнику управления или кому-то еще надо было что-то записать или напечатать, скажем, спецсообщение, эту работу выполнял дежурный.

- Дежурили всю ночь?

Пока не уедет председатель. Председателем тогда был Лаврентий Павлович Берия. Вот, пока он сидит на работе, сидит и оперсостав. А когда он уезжал, нас на машинах развозили по домам.

- Вы Берию помните?

Ну а как же! Конечно, тесно мы с ним не общались: он давал поручения секретариату, а в секретариате уже решали, кому отдать печатать тот или иной документ. Но ничего плохого о нем сказать не могу, к нам, сотрудникам, он относился хорошо. В 10:30 или в 11 нам по распоряжению Берии всегда приносили бутерброды, чай, кофе. Он знал, что рабочий день у нас начинался рано, до обеда было еще далеко, и таким образом проявлял заботу.

До сих пор жалею, что не обратилась к Устинову и не попросила его улучшить папе жилищные условия. Он ведь жил в деревянном домике, за водой надо было ходить на колонку... Может, если бы я обратилась - я ведь военнослужащая была, и муж работал в органах - дали бы хотя бы комнату, пусть в коммунальной квартире, но со всеми удобствами. Папа, может быть, прожил бы подольше, а так он в 62 года умер. Многие наши сотрудники старались как-то получше устроить своих близких, а вот мы все стеснялись.

- Какие были требования к оформлению бумаг?

Очень строгие. Нужно было соблюдать поля, печатать без помарок. Если вдруг все-таки проскочила не та буква, мы придумали, как незаметно это исправить: аккуратненько вырезаешь «неправильную» букву и в эту дырочку приклеиваешь «правильную». Мы выделяли в документе важные места: печатаешь текст, затем какой-то фрагмент выделяешь в столбик, затем снова текст.

- А Вы сами определяли, что нужно выделить?

Да, это было на нашей совести.

- С мужем Вы тоже на работе познакомились?

Да, он был начальником секретариата, мы у него были в подчинении. Во время обеденного перерыва часто сидели вместе за столом, общались. Потом он стал за мной ухаживать, но времени на это особенно не было, разве что перерыв с 4 до 8. Гуляли, ели мороженое у Большого театра... А в июле 1939 года он узнал, что его направляют в спецкомандировку на Халхин-Гол, и сразу сделал мне предложение. Расписаться мы успели, но в тот же день он вылетел в район боевых действий. Мы переписывались, а потом я тоже была откомандирована к нему и назначена на должность машинистки-делопроизводителя Особого отдела НКВД 11-й танковой бригады имени Яковлева. А начальником Особого отдела был мой муж. Я оказалась у него в подчинении, на что нам дали согласие, потому что других сотрудников взять было неоткуда (улыбается). А в апреле 1941-го я вернулась в Москву. У меня уже была дочка, я ждала второго ребенка. В июне, по его просьбе (я ведь оставалась одна с двумя детьми), откомандировали и мужа. Вот 21 июня он приехал, переночевал - а утром началась война. Муж ушел на фронт. Мы жили напротив Архитектурного института, на который сбрасывали особенно много «зажигалок». Мы бегали, их скидывали. Уезжать из Москвы я не хотела. Мой папа меня в этом поддержал: «Дочка, что будет, то будет. Если пуля тебя ищет, она тебя везде найдет, где бы ты ни была. Не бойся ничего». И я во время обстрелов стояла у окна и смотрела, как летят зажигательные бомбы на Архитектурный институт... 8 октября 1941 года у меня родился сын, а 5 марта 1942 года я подала заявление о выходе на работу. Попросила тетю, папину сестру, переехать ко мне, чтобы смотреть за детьми, а сама вышла на службу в должности секретаря-машинистки в отдел военной контрразведки Артиллерийской академии НКО. В октябре 1942-го ее сотрудников, у которых были дети до восьми лет, эвакуировали, но уже в 1943 году мы вернулись в Москву. А вскоре был создан Смерш, куда мы стали относиться.

- Каким Вам запомнился начальник Главного управления контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов?

Вы знаете, у нас были свои начальники, которым мы подчинялись, распоряжения Абакумова мы получали через них, поэтому нельзя сказать, что я непосредственно с ним работала. Мы даже сидели на разных этажах.

- У Вас были командировки на фронт?

Приходилось выезжать на допросы военнопленных. Никаких бумаг с собой брать нельзя было, поэтому мы ничего не записывали, все запоминали. Слава Богу, памятью я не обижена. У меня в голове было 40 воинских частей, каждая из которых имела открытое и закрытое наименование. Все 40 я помнила и мота всегда, если надо, их назвать. Потом я работала в Польше, в Особом отделе Северной группы войск. Занималась там и общественной работой, была председателем профсоюзной организации, членом объединенного комитета профсоюзов. После окончания военной службы я работала в органах контрразведки делопроизводителем, секретарем, ушла на пенсию с должности инспектора.

- А Ваш муж?

Он тоже в нашей системе работал, также в военной контрразведке. Был начальником Особого отдела в Чехове, потом его направили на Север. Туда я с ним не поехала из-за детей, они еще в школе учились. Но муж потом вернулся в семью (улыбается).

- Служебные дела в Вашей семье не обсуждали?

Нет, никогда не обсуждали. У него свои дела, у меня свои. Я и не интересовалась его делами. А мои дела его не очень интересовали (смеется).

- А дети знали о Вашей работе?

Дети меня о ней никогда не спрашивали. Дочка, кстати, со временем тоже пришла работать в нашу систему, тут уже она больше меня могла знать (улыбается).

- Анна Ильинична, недавно Вы отметили вековой юбилей. Как Вам удалось, дожив до 100 лет, так замечательно выглядеть и сохранить ясность ума?

Я никогда не курила и не пила - разве что на праздничных застольях могла пригубить вина, чтобы людей не обидеть. А вот все мои родные умирали довольно рано. Мамы не стало, когда мне было всего полтора года. Я года три провела в детском доме, пока папа не вернулся с Гражданской войны. Всего нас у родителей было пятеро детей: два брата и три сестры, я самая младшая. Жили мы в Рязанской области, хотя папа - коренной москвич. Но поехал работать в Рязань, встретил там мою маму, женился на ней и остался, хотя там не было ни кола, ни двора. Одно время даже в оранжерее жили, потом переехали в какой-то разбитый домик в деревне Кирицы. А в 1921 году папин брат, дядя Саша, старый большевик, вызвал папу обслуживать X съезд Коммунистической партии в Кремле. Папа был поваром, и там как раз нужно было много поваров. Папа сразу забрал меня к себе, некоторое время жили мы с ним в парадном, потом папа получил какую-то комнатушку и постепенно перевез в Москву остальных детей и мачеху с ее сыном. После съезда папе дали на бирже труда путевку в КУТОВ (Коммунистический университет трудящихся Востока. - Прим, авт.), где он и проработал, пока во время войны его не забрал к себе личным поваром Дмитрий Федорович Устинов, будущий министр обороны. Работа в КУТОВе была очень тяжелой: папа уходил в 7 утра, возвращался в 9 вечера, никогда не брал отпуск: семья большая, денег все время не хватало. У Устинова тоже было нелегко работать, он о людях не думал совсем. Мне всегда очень жалко было папу, я к нему была очень привязана.

До сих пор жалею, что не обратилась к Устинову и не попросила его улучшить папе жилищные условия. Он ведь жил в деревянном домике, за водой надо было ходить на колонку... Может, если бы я обратилась - я ведь военнослужащая была, и муж работал в органах - дали бы хотя бы комнату, пусть в коммунальной квартире, но со всеми удобствами. Папа, может быть, прожил бы подольше, а так он в 62 года умер. Многие наши сотрудники старались как-то получше устроить своих близких, а вот мы все стеснялись.

...Теперь я осталась одна - и мужа, и детей похоронила. Но держусь, обслуживаю себя сама. Дружу с соседями. Они очень хорошие люди, соседка обязательно заходит ко мне вечером, меряет давление. И собачка их, маленькая такая, умненькая, любит ко мне приходить, я ее кормлю мясом, а она следит за моей безопасностью, лает, когда слышит, что ко мне зашел кто-то, ей не знакомый (смеется). Так и живем.

ФСБ: За и Против. №2(48), апрель 2017